Обыкновенные вещи.
Jan. 13th, 2006 04:05 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kotjaМоя история начиналась так же, как миллиард других историй. Все мы родились на одной и той же планете, выдавленые в мир людей чудовищными силами. Все мы до рождения были единым целым, объединенные Всеобщей Топкой, куда многие из нас вернутся, чтобы снова стать вещью в мире людей. Мне одной из немногих избранных удалось выраваться из миллиарда блестящих спиц непрерывного вращающегося колеса Сансары. Я расскажу вам, как это было.
Давно прошли те времена, когда наши прародительницы - иглы из костей древних рыб, из металлов небесных камней создавались вручную и передавались из поколения в поколение. Говорят, где-то на Ямале до сих пор женщин хоронят с сумкой. в которой хранятся иглы, подаренные ей к свадьбе. Современное поколение швейных игл не имеет родителей. Гигантские машины выплевывают нас тысячами в секунду и, остывая, мы видим только отблески Всеобщей Топки, слышим лишь эхо далеких штамповочных автоматов.
Мне повезло. Во-первых внешность моя - утонченная и миниатюрная - предполагала бережное со мной обращение. Как сочувствовала я своим соплеменницам, чьи головы зажималсиь в чудовищных тисках лапки швейной машины. Это монотонное движение вниз-вверх, без вариантов, под отупляющий стук механизма кого угодно могло свести с ума. Немудрено, что машинные иглы так часто ломаются. Ломаются все, даже самые стойкие.
Я знаю одну, которая видела дальше своих подруг. Она стремилась дожить до того момента, когда из-под нее извлекут прекрасный наряд, достойный королевы. Но ей вновь и вновь приходилось обрабатывать края бесконечных простыней. Трудолюбивая, как Золушка, моя приятельница не сдавалась и верила в торжество справедливости. Ее стойкость и несгибаемость была замечена, и после тысячи километров постельного белья, героине труда предолжили прострочить грубую парусину чехла для матраца. Она с честю взялась и за эту работу, но последний шов в чехла оказался, образно говоря, первым гвоздем в ее гроб.
Я понимала, что мое положение несравнимо лучше. Хотя меня редко использовали для работы более творческой, чем пришивание пуговицы, я не унывала. Дело в том, что моя хозяйка не слишком преуспела в рукоделии. Говорят на том же Ямале девочку перестают считать грудной не тогда, когда она научится ходить, а тогда, когда она умело владеет ручной иголкой. А замуж выдают только в том случает, если она способна обшить меховой одеждой, обувью и жильем всю семью. Так вот, мою хозяйку по ханты-мансийским меркам даже грудной считаь нельзя было. Трудно сказать, почему, может, генетика виновата в том, что у нее руки из жопы росли, а может, чрезмерное увлечение пианиной в детстве. Как бы там ни было, я благодарна судьбе за то, что меня держали именно эти неумелые пальцы накануне моего триумфа.
Черная нитка, продетая сквозь мое ушко, слега натирала. С непривычки, не иначе: перед встречей Нового года мне пришлось хорошо поработать. Карнавальные костюмы, которым я была соавтором, получились весьма трогательными в своей кособокости. Лоскуты дорогой ткани. мишура и блестящий дождь окружали меня, создавая праздничное настроение. Что-то должно было произойти, я это знала! В той суматохе, которая царила вокруг, никто не заметил, как я оказалась в густом лесу ворсинок ковра. Я зарылась в упругую шерсть поглубже и только черный хвостик нитки мог выдать мое присутствие на полу. Впрочем, среди прочих обрывков ниток никто не обращал на меня внимания. Я ждала своего звездного часа. И дождалась!
В недрах Великой Топки, из которой все мы родом, мы часто слышали своими будущими ушками истории о легендарных иголках. Была ли, нет ли, та штопальная игла хорошей подругой сказочника Андерсена я не знаю. В том, что бессметрный Кащей умер от иголки в яйце сомневаюсь. Хотя при доисторическом развитии медицины в отутсвии страховки и Кащей мог копыта откинуть. Зато в близком знакомстве древнего медика Луки с иглой, через ушко которой многие и до сих пор умудряются конрабандой протащить верблюда, я лично не сомневаюсь. Из врачей обычно получаются хорошие писатели. Честные.
Наверняка врач, который извлекал меня из ноги хозяйки в канун Нового года мог стать писателем. По крайней мере, история болезни, которую он заполнял была похожа на анекдот. Скупые строки размашистым врачебным шифром, который понимют только медики и собаки-ищейки, неизменно вызывали улыбки и искру интереса к пациентке травмпункта, бодро скачущей на одной ноге от кабинета к кабинету. А мне было не смешно.
Там, среди умиротворяющей мягкости ковра я совершенно не заметила, как на меня стремительно надвигается пиздец. Пиздец имел форму и запах носка. Носок летел с огромной скоростью, поскольку тело, споткнувшееся другой ногой о край ковра готовилось загреметь под диван. К несчастью для моей хозяйки, носок который сломал мне хребет на три части, оказался натянут на ногу соответствующего размера. К еще большему несчастью этот размер мог принадлжеать только одному человеку в этом доме - лично ей.
Оказавшись в темном и влажном месте я не сразу поняла, что произошло. Одно было абсолютно понятно: помимо того, что тело мое распалось на три неравные части, я лишилась слуха. Вернее, слух был, но воспринимал только то, что осталось снаружи, ведь ушко и средняя часть того, что мгновенье назад было мной, воткнулись под ковер, и только острие моего разума упиралось во что-то твердое. Я перстала существовать как швейная игла. Но не перестала жить.
Не так уж много игл имеют фотографии собственной души. Мое черно-белое изображение на фоне костей правой стопы хозяйки - несоменно лучшее свидетельство того, что жизнь после смерти существует. Я была покалечена, я начинала ржаветь от бездействия во влажной среде человеческого тела, но твердо уверенная в своем особом предназначении, я ждала света. И свет зажегся! Яркие лампы операционной осветили мое второе рождение уже не в качестве швейной иглы или железного лома для переплавки, а в качестве памятной реликвии. Уже немногим боьше года меня хранят в специальной коробочке, завернув в мягкую белую ткань. Мою историю слышали уже все гости моей хозяйки, а вот теперь знаете ее и вы.
Все эти события помогли мне по-другому относиться к себе и таким же, как я. Терпение и вера в собственную неповторимость, осознание своей миссии всегда помогают приблизить мечту. Побывав в теле человека, я поняла, что люди очень похожи на нас. В них них очень много железа и они, зачастую, забывают о гибкости, ломаются под давлением обстоятельств. Лишь немногие из них воспринимают переломы судьбы как возможность стать другим. Но именно эти люди живут по-настоящему.
Давно прошли те времена, когда наши прародительницы - иглы из костей древних рыб, из металлов небесных камней создавались вручную и передавались из поколения в поколение. Говорят, где-то на Ямале до сих пор женщин хоронят с сумкой. в которой хранятся иглы, подаренные ей к свадьбе. Современное поколение швейных игл не имеет родителей. Гигантские машины выплевывают нас тысячами в секунду и, остывая, мы видим только отблески Всеобщей Топки, слышим лишь эхо далеких штамповочных автоматов.
Мне повезло. Во-первых внешность моя - утонченная и миниатюрная - предполагала бережное со мной обращение. Как сочувствовала я своим соплеменницам, чьи головы зажималсиь в чудовищных тисках лапки швейной машины. Это монотонное движение вниз-вверх, без вариантов, под отупляющий стук механизма кого угодно могло свести с ума. Немудрено, что машинные иглы так часто ломаются. Ломаются все, даже самые стойкие.
Я знаю одну, которая видела дальше своих подруг. Она стремилась дожить до того момента, когда из-под нее извлекут прекрасный наряд, достойный королевы. Но ей вновь и вновь приходилось обрабатывать края бесконечных простыней. Трудолюбивая, как Золушка, моя приятельница не сдавалась и верила в торжество справедливости. Ее стойкость и несгибаемость была замечена, и после тысячи километров постельного белья, героине труда предолжили прострочить грубую парусину чехла для матраца. Она с честю взялась и за эту работу, но последний шов в чехла оказался, образно говоря, первым гвоздем в ее гроб.
Я понимала, что мое положение несравнимо лучше. Хотя меня редко использовали для работы более творческой, чем пришивание пуговицы, я не унывала. Дело в том, что моя хозяйка не слишком преуспела в рукоделии. Говорят на том же Ямале девочку перестают считать грудной не тогда, когда она научится ходить, а тогда, когда она умело владеет ручной иголкой. А замуж выдают только в том случает, если она способна обшить меховой одеждой, обувью и жильем всю семью. Так вот, мою хозяйку по ханты-мансийским меркам даже грудной считаь нельзя было. Трудно сказать, почему, может, генетика виновата в том, что у нее руки из жопы росли, а может, чрезмерное увлечение пианиной в детстве. Как бы там ни было, я благодарна судьбе за то, что меня держали именно эти неумелые пальцы накануне моего триумфа.
Черная нитка, продетая сквозь мое ушко, слега натирала. С непривычки, не иначе: перед встречей Нового года мне пришлось хорошо поработать. Карнавальные костюмы, которым я была соавтором, получились весьма трогательными в своей кособокости. Лоскуты дорогой ткани. мишура и блестящий дождь окружали меня, создавая праздничное настроение. Что-то должно было произойти, я это знала! В той суматохе, которая царила вокруг, никто не заметил, как я оказалась в густом лесу ворсинок ковра. Я зарылась в упругую шерсть поглубже и только черный хвостик нитки мог выдать мое присутствие на полу. Впрочем, среди прочих обрывков ниток никто не обращал на меня внимания. Я ждала своего звездного часа. И дождалась!
В недрах Великой Топки, из которой все мы родом, мы часто слышали своими будущими ушками истории о легендарных иголках. Была ли, нет ли, та штопальная игла хорошей подругой сказочника Андерсена я не знаю. В том, что бессметрный Кащей умер от иголки в яйце сомневаюсь. Хотя при доисторическом развитии медицины в отутсвии страховки и Кащей мог копыта откинуть. Зато в близком знакомстве древнего медика Луки с иглой, через ушко которой многие и до сих пор умудряются конрабандой протащить верблюда, я лично не сомневаюсь. Из врачей обычно получаются хорошие писатели. Честные.
Наверняка врач, который извлекал меня из ноги хозяйки в канун Нового года мог стать писателем. По крайней мере, история болезни, которую он заполнял была похожа на анекдот. Скупые строки размашистым врачебным шифром, который понимют только медики и собаки-ищейки, неизменно вызывали улыбки и искру интереса к пациентке травмпункта, бодро скачущей на одной ноге от кабинета к кабинету. А мне было не смешно.
Там, среди умиротворяющей мягкости ковра я совершенно не заметила, как на меня стремительно надвигается пиздец. Пиздец имел форму и запах носка. Носок летел с огромной скоростью, поскольку тело, споткнувшееся другой ногой о край ковра готовилось загреметь под диван. К несчастью для моей хозяйки, носок который сломал мне хребет на три части, оказался натянут на ногу соответствующего размера. К еще большему несчастью этот размер мог принадлжеать только одному человеку в этом доме - лично ей.
Оказавшись в темном и влажном месте я не сразу поняла, что произошло. Одно было абсолютно понятно: помимо того, что тело мое распалось на три неравные части, я лишилась слуха. Вернее, слух был, но воспринимал только то, что осталось снаружи, ведь ушко и средняя часть того, что мгновенье назад было мной, воткнулись под ковер, и только острие моего разума упиралось во что-то твердое. Я перстала существовать как швейная игла. Но не перестала жить.
Не так уж много игл имеют фотографии собственной души. Мое черно-белое изображение на фоне костей правой стопы хозяйки - несоменно лучшее свидетельство того, что жизнь после смерти существует. Я была покалечена, я начинала ржаветь от бездействия во влажной среде человеческого тела, но твердо уверенная в своем особом предназначении, я ждала света. И свет зажегся! Яркие лампы операционной осветили мое второе рождение уже не в качестве швейной иглы или железного лома для переплавки, а в качестве памятной реликвии. Уже немногим боьше года меня хранят в специальной коробочке, завернув в мягкую белую ткань. Мою историю слышали уже все гости моей хозяйки, а вот теперь знаете ее и вы.
Все эти события помогли мне по-другому относиться к себе и таким же, как я. Терпение и вера в собственную неповторимость, осознание своей миссии всегда помогают приблизить мечту. Побывав в теле человека, я поняла, что люди очень похожи на нас. В них них очень много железа и они, зачастую, забывают о гибкости, ломаются под давлением обстоятельств. Лишь немногие из них воспринимают переломы судьбы как возможность стать другим. Но именно эти люди живут по-настоящему.
