Как Котя ушла из дома.

Однажды Котя бросила семью. Несколько долгих лет она эту семью развлекала, как могла: махала погремушками, носила розовые чепчики, ссала в колготки, читала стихи про бычка, короче, изображала дуру при каждом удобном случае. Одну награду просила за это Котя - не кормить ее манной кашей. Ну, или хотя бы комочки выбирать из тарелки. Но каждое утро, изо дня в день на завтрак Котю ждала ненавистная мерзкая гадость, напичканная комочками, как помойка опарышами. Развитие нутрилогии было тогда в зачаточном состоянии. Котя с шести месяцев пыталась донести до своей анатомически подкованной мамы, что манная каша ей не нравится, но в учебниках для фельдшеров было написано, что детей с отставанием в весе и росте надо непременно манной кашей откармливать. Поэтому к манке котины родители относились как к редкому деликатесу - сами не ели. Все лучшее - детям!!!

А тут еще малолетняя котина подружка рассказала, что она по утрам манной каши не ест. Подружка тоже не слишком упитанной была. Только ее полуинтеллигентные родители фельдшерских учебников не читали и лечили недокорм помета народными средствами - макаронами со сгущенным молоком. Этот факт заставил Котю задуматься о мудрости нетрадиционной медицины. Если рассуждать логически, то у макарон со сгущенным молоком было гораздо больше шансов быть съеденными, чем у манной каши с комочками. В пользу макаронной терапии свидетельствовали так же румяные щеки и веселый взгляд ребенка полуинтеллигентных родителей. Все эти аргументы Котя, как могла, изложила родительнице:

- Мама, я не буду есть манную кашу.
- Давай быстрей доедай, я на смену опаздываю.
- Я ее ненавижу. Она с комочками. У нас что, нет макарон со сгущенкой?
- Ты не видела мои сережки?
- В стакане на тумбочке.
- Котя! Это ты брала мою помаду?!
- Мам, я только посмотреть… Можно я не буду доедать?
- КОТЯ!!! ТЫ ЕЕ СЛОМАЛА!!!
- Мам, извини, я нечаянно.
- И когда ты, наконец, доешь свою манную кашу?! – трагическим голосом прошептала мама и Коте ничего не оставалось, как продолжить застенчиво давиться комочками.

Этот диалог отличался от сотен предыдущих только деталями. Иногда вместо сережек в стакане оказывался презерватив, а вместо помады ломалась стиральная машина. Но итог беседы всегда был один: мама запихивала в Котю ложкой оставшиеся комочки и, не дожидаясь, пока их вывернет обратно, завязывала котин рот шарфом. После чего нахлобучивала себе и дочери шапки до бровей, и вылетала вместе с Котей в песчаную бурю навстречу трудовым подвигам.

В глазах начальства котина мама была городом-героем. Она работала медсестрой в военном госпитале и каждый день выдерживала осаду со стороны всех чинов и званий. Даже обручальное кольцо на белой руке, возносящей шприц над сотнями задниц, не спасало ее от ежедневных обстрелов анекдотами, бомбардировок комплементами и яростных атак шоколадками. Дочку мама таскала с собой на работу как союзника. Своей самой противной улыбкой и обкусанными ногтями Котя должна была символизировать радости родительства. Однако с этой стороны котину маму ждало предательство. Дочь шпионила на врага, получая в награду чертиков из капельницы. Эти чертики были прекрасны! Сплетенные из мягких прозрачных трубок, с забавными рожицами, хвостиком кисточкой, копытцами, выкрашенными йодом – за них можно было продать родную мать! Чем Котя с удовольствием и занялась, поставляя офицерам-язвенникам сведения о любимых маминых конфетах, цветах и запахах.

Чертики были котиной тайной. Мама почему-то запрещала принимать подарки от пациентов. И сама никогда не приносила домой ни шоколада, ни конфет, ни цветов. Котя не понимала, почему нельзя хвастаться маминой популярностью папе? Не понимала, но никогда не спрашивала у мамы. Это был один из тех законов природы, который надо было принять без объяснений. Молча. Как утреннюю манную кашу.

Другой котиной страстью были пупсики. Малютки с резиновыми пузиками и голубыми глазками – не больше детской ладошки – все, абсолютно все резиновые малютки мира требовали котиной заботы. Эта вселенская любовь толкнула Котю на преступление.

- Котя! Подойди ко мне. Мне надо с тобой поговорить.
Такое начало разговора ничего хорошего не обещает. Котя нацепила на лицо глупую улыбку, поджала ягодицы и подошла.
- Котя. Я видела у тебя нового пупсика.
- Это… мам. Это мне подарили.
- Да, - мама кусала губы. И мучительно пыталась не называть вещи своими именами. – Котя, точно такой же пупсик пропал из детской палаты в госпитале. Я как раз сегодня об этом рассказывала папе. И папа сказал, что завтра пупсик обязательно вернется. Ведь детям, которые попадают в больницу, болеть будет без него очень-очень грустно.
- Мама! Но ведь там сейчас никого нет в палате! И этот пупсик! Он ведь был там совсем-совсем один! И ему тоже было очень грустно. Никто не заворачивал его в носовой платок. Никто не качал на руках и не пел ему песенок! Никто не будет любить этого пупсика так, как люблю его я! Можно я оставлю его себе? Я знаю, брать без разрешения – это воровство. Но ведь ты бы никогда не разрешила! Ты же не разрешаешь ничего приносить из больницы. Как же мне было быть, мама?! – хотела закричать Котя, но только кивнула и убежала в туалет.

=Продолжение следует=