Язык без костей. В желе.

Девица Александра решила лишить меня дара речи с тем, чтобы присвоить его себе. Во-первых, три дня назад она прокололась, что все понимает. На просьбу "дай маме шарик" она покорно рассталась с ебучимгремучим мячиком, который до этого служил для затрахивания окружающих запихивания в музыкального слона. "Дай маме тапочек" - тапочек поднялся с полу, по привычке протянулся к деснам Александры, но в последний момент резко свернул и погрузился мне на колени. Девица оказалась щедрой и готовой расстаться практически со всем, чтобы ее похвалили и подули в пупок. Свои игрушки, одежки и какашки она безвозмездно вручает по первой же просьбе. Другое дело, если ее просят вернуть какую-нибудь полезную в быту, но вредную в лапках девятимесячных девочек штуку. Типа палки колбасы. Или электродрели. Тут Александра тонко просекает спрос. Ее не интересуют вещи, которые не вызывают конкуренции за право обладать ими. Поэтому лучший способ отвлечь ее от палки колбасы - позвать папу и старшую сестру и начать с ними бороться за погремушку. Колбаса летит на пол, после упорной борьбы девица завоевывает трофей. И потом полчаса лупит собственной игрушкой по полу, исполняя пантомиму "Так не доставайся же ты никому".

За то время, которое мы ребенку твердили "скажи папа" и "скажи мама" можно было сделать и родить еще одного ребенка. И что мы имеем? Ребенок называет папу "тятя". Ну, это понятно. Это классика, "тятя, тятя", "наши сети", "притащили" и так далее. Но почему мама у девицы - "титя"?! Мы и слова-то такого вслух не произносим - у нас, как в любой приличной семье, женская грудь называется "сиська"! А тем временем, хитрая девица видя всеобщий восторг и купаясь в лучах обожания, продолжает очаровывать окружающих. "Дядя, дядя!", протягивает она перст указующий на всех лиц мужского пола. Дяди расплываются в улыбках, а зря. В устах Александры "Дя-дя-дя-дя!" - это страшное проклятье, насылаемое каждый раз на того, кто осмелится отобрать у нее дрель.